Из воспоминаний Н.С.Прохорова
В фондах Орехово-Зуевского историко-краеведческого музея хранится множество документов, среди которых можно выделить воспоминания и дневники. Дневниковые записи особенно ценны, т.к. человек описывая события, не имел возможности посмотреть на эти события с высоты времен. Воспоминания, несомненно, тоже интересны. Но человек анализирует происходящее, нередко сверяясь с учебником истории…
Вниманию читателей предлагаются фрагменты из воспоминаний Николая Степановича Прохорова - художественного руководителя театрального коллектива Дворца культуры Ореховского хлопчато-бумажного комбината, человека талантливого, влюбленного в театр и всю жизнь ему посвятившему.
Он родился в 1898 году в селе Орехово. Скудные сведения о его родителях: отец – Степан Семенович – крестьянин из деревни Асташково, умер он в 52 года. Мать- Анна Алексеевна работала на фабрике Саввы Морозова.
Хронология в записях соблюдена. К сожалению, нет точных дат, но их можно определить.
Краснова О.С. – сотрудник музея.
«Родился я в 1898 г. 21 декабря на Мызе в 23-й казарме, вотчине Саввы Морозова в селе Орехово. Крестили меня в Ореховской церкви… Недолго мы жили в 23 казарме. Большая семья, 8 человек , перешли в другую – 79 казарму (в настоящее время в этом здании находится текстильный техникум - О.К.). В комнатах – керосиновые лампы и свечи. Общие большие кухни на трех этажах, сушилка – выше этажей. Рядом - балаганы, коровники, курятники. Керосиновые фонари на улице и один высокий – газовый - у крыльца казармы».
«Мальчишки играли не только в казаков – разбойников, лапту, городки, бабки и пр. У них были дела и по дому: подмести полы, покачать ребенка, почистить сапоги…Как правило, они ходили за хлебом в харчевую лавку, а остальные продукты из морозовской лавки получали все сразу за месяц. Семьи всего коридора нанимали лошадь и подвозили продукты к казарме. Исключением из продуктов были хлеб и мясо…».
1905 год. «Не мог я не заметить в коридоре казармы какое-то скрытое волнение: мчатся на конях два штатских человека, разговоры полушепотом…Главная улица молчит. Слышен топот копыт. Потом мимо казармы по дороге мчатся на конях два штатских человека с поднятыми руками и в них пистолеты. «Закрыть окна!»,- кричат они, направляя пистолеты на окна. Окна закрываются. Я с матерью на лестнице смотрю в окно…Слышится песня. Песня все ближе и ближе. Слушаем… А вот и видим: медленно движутся люди, идут как-будто крепко спаянные между собой, идут, как бы обнявшись… Не разорвать эти руки! В середине что-то большое, красное….Песня движется вместе с толпой. Тогда я не уразумел – что это такое, а теперь понимаю – хоронили убитого казаками революционера».
(автор описывает похороны революционера Павла Черепнина. Одна из улиц Орехово-Зуева названа его именем – О.К.)
1905 год.«…Отец мой кормил и одевал семью в восемь человек, жил в тепле, иногда ходил в церковь. Утром в воскресенье отец соберет, бывало, всю обувь у кроватей, начистит ваксой сапоги, штиблеты, ботинки. Мать давала отцу деньги на свечки и просвирки, и он отправлялся к поздней обедне в церковь. Не помню, чтобы мать ходила молиться – ей некогда было с такой огромной семьей, хотя она уже не работала. Из церкви иногда отец заходил в трактир Красноложкина или Татарникова. У стойки на сэкономленные деньги он выпивал стопку водки и, обтерев платком губы, весело шел домой. На столе уже стоял самовар. Горячие пироги с капустой и гречневой кашей со снетками. Это был единственный день в недели, когда мы так блаженствовали. Я тоже сидел за столом на большом стуле, как у всех, и пил сладкий чай».
«…А в будни с утра все взрослые уйдут кто на работу, кто в школу, а я остаюсь дома с ребенком за няню. Мама в это время на кухне готовит обед, а кухня далеко. В люльке, подвешенной к потолку, лежит сестренка, а я за большим столом играю в фарфоровые игрушки: лошадки, собачки, петушки…Гляжу картинки в книжках, а как только ребенок заплачет, бегу к люльке и качаю ее, ухватившись снизу за веревку, а уж если сестренка очень расплачется - бегу на кухню, зову маму».
«Пасха. По коридорам казармы из комнаты в комнату ходили поп с псаломщиком, славили Христово Воскресение и собирали полтинники. Когда день был теплый, солнечный – ребята катали цветные яйца. Женщины сидели на лавочках и щелкали подсолнышки и орехи. Мужчины играли в жохи( это слово написано неразборчиво-О.К.)-бабки – и выигрывали и проигрывали. Как всегда в этот день пили водку, ели и под песню забывали чёрные будни. Успокаивались только поздно вечером. Все крепко спали…
А вот в эту пасхальную ночь ярким заревом осветилось широкое, так называемое, итальянское окно в коридоре 79 казармы. Напротив горели торговые здания ореховских купцов. Это было так близко, что окно нагрелось, и стекло треснуло от жара. Все спали – и пожарники, и полицейские, и люд христианский, а пламя охватывало дом за домом, все превращая в пепел.
Ночь. Вдруг я слышу шум в комнате, просыпаюсь и вижу – суматоха. Все бегают как муравьи, что-то связывают в узлы… Я вижу – в окне – зарево пожара. Там, за нашим садом пылал огонь и удалялся по ветру от нас к церкви, которая стояла в конце улицы. К утру все дома купцов по одной стороне превратились в развалины и пепелище… А купцы с божьей помощью сделали, что им было нужно: всё ценное предварительно вытащили, а впоследствии, получив страховку, вместо деревянных домов и лавок построили каменные дома и магазины…». впоследствии
«В 1908 году начались мои школьные годы в Никольском начальном училище при фабриках С.Морозова Сын и Ко (теперь школа №3). Тогда было только три школы: Морозовская, Викуловская и церковно-приходская… Школьный двор, как и все морозовские здания, был обнесен большим сплошным деревянным забором. Ворота. По окончании уроков, а также и на обед, под наблюдением учителя ученики выходили парами. Только за воротами расходились по домам. Учились четыре года, и только когда я окончил старший четвертый класс, ввели еще два года – пятый и шестой классы, где я и учился. Учились не все, кто кончил четыре года, а только ученики с хорошими отметками и одни мальчики. Можно сказать, что в школе розог тогда уже не было…Могли оставить без обеда, или еще хуже – оставят до шести часов вечера (учились тогда только утром). И совсем плохо, когда ученика послали за отцом. Тогда он был бит дома отцом…».
«…Когда я начинал учиться, все начиналось и кончалось с молитвы. Всех детей держали в страхе Господнем. «Батюшка» - так называли мы попа – отца Алексия. По воскресеньям бывали в большом школьном зале т.н. задушевные «душеспасительные» беседы попов. Показывали «туманные картинки». Почему картинки назывались «туманными» - не знаю, может быть потому, что затуманивали головы рабам божьим…
…К нашему училищу сделали куполообразную пристройку с пятиконечным крестом, а под сим крестом и куполом разделали золотой алтарь с иконостасами, с плащаницею Христовой… Перед алтарем – левый и правый клиросы, где ребята должны были песнопением богословить. Было торжественное открытие церкви. На видном месте стояло начальство фабричное. Дети – рядами. В этот день всем ученикам раздали фотоснимки на папье-маше с изображением внешнего и внутреннего видов нового Божьего храма и портреты устроителей его – хозяина ф-к Т.С.Морозова и жены его М. Ф.Морозовой, чтобы мы чтили и боготворили благодетелей своих с детства и по гроб жизни…».
«Тогда мальчиков учили учителя, а девочек – учительницы. С первого дня учения Федор Павлович Агатонов привил нам любовь к знаниям. Учились мы по учебнику К.Д.Ушинского «Родное слово». А еще я любил учиться рисовать – ходить в класс Леонида Филипповича Алякринского. Как лучший ученик добавочно учился у него по воскресеньям. А особенно я благодарен Андрею Гордеевичу Черемистову – революционеру-учителю. Он учил только в 5-ом классе и, последовательно, на другой год в 6-ом классе. Преподавал он литературу и естествознание. Он учил нас не так, как все учителя. Он был особенный. Не было ученика, который бы внимательно не слушал его, не было ученика, который бы добровольно не пришел вечером на его беседу, а он приглашал в класс только желающих. А с каким удовольствием мы с Андреем Гордеевичем ходили по лесу, изучая природу. Андрей Гордеевич не доучил нас в конце шестого года нашего учения. Однажды, приоткрыв дверь в класс, старший преподаватель А.Г.Мельников пригласил его выйти из класса. Он вышел и больше не пришел к нам никогда…».
« По окончании шестигодичного учения мы отправились кто куда мог. Человек пять удачно сдали экзамены в Поливановскую учительскую семинарию, стали учителями. Некоторые пошли на фабрику. Я хотел учиться в гимназии, но средств не было. Мне посчастливилось вместе со своим товарищами А.Дегтяревым и Н.Соколовым подготовиться и сдать экстерном гимназию. Нас подготовил за два с половиной года брат Н.Соколова – Александр Иванович Соколов – студент Московского университета».
«…В детстве я играл в «оркестре» мальчишек на балалайке и на гитаре, даже пытался на скрипке. Собирались парни с девчонками и танцевали под самодеятельный оркестр и даже влюблялись… Любил ходить на осеннюю большую ярмарку в Орехове, кружиться на каруселях, любил ходить в цирк Шапито, слушать шум толпы, ярмарочное веселье. С детства был болельщиком футбола. Ходил в Летний парк, где было футбольное поле «Морозовцев», видел игры с московскими командами Замоскворецкого клуба, Сокольники и др. И сам даже стал играть в футбол – сперва в тряпичный мячик, а потом даже и в кожаный.. Одно время в парке сделали маленькое футбольное поле, поставили ворота и устроили футбольное соревнование между командами мальчишек из казарм. Название команд было « птичье»: «Чайка», «Ворон», «Сокол» и др. Наша называлась - «Коршун». Играли в формах, азартно…».
«…Разинув рот смотрел, как к нам в Орехово на Плешку из Москвы первый раз в жизни прилетел на аэроплане Габер - Влынский. Какая была торжественная встреча! А какой был «жиденький» аэропланчик, если сравнивать его с сегодняшними самолетами, просто «комар». А тогда это было чудо!».
«Тогда только начинался кинематограф, или как его звали – синематограф. Конечно, не звуковое было кино. Показывали захватывающие драмы, комедии, видовые картины. Постепенно выросли три маленьких театра: два в Зуеве – «Модерн» и «Заря» и один на Чугуновской улице – «Империал». Кинотеатры держали частники. Я очень любил смотреть кинокартины, но деньги отец давал только в получку, и то не всегда. В субботу и в воскресенье в саду служащих были танцы и кино, но туда нас, мальчишек, не пускали, но мы все таки ходили – перелезали через забор. Забор был высокий и огорожен колючей проволокой, но это не мешало нам. Надо было только иметь папиросы – и пропуск в сад был обеспечен. Обычно у входа с Никольской улицы ходил полицейский. Когда начинало темнеть, к полицейскому подходил наш «посол». Дипломатически разговаривал с «начальником» и вежливо предлагал закурить. Полицейский, как бы ни обращая внимания на мальчишку, брал у него из пачки несколько папирос, а когда и всю пачку, и величественно поглаживая усы, направлялся в сторону от крыльца. Мы быстро, как по лесенке, по выступу кирпичей поднимались на забор и спрыгивали в сад. Тихонько, между кустов, пробирались к экрану и с жадностью смотрели «Осени поздней цветы запоздалые» или что-то другое…».
«…Пионеров тогда не было, но « потешными» нас в школе сделали – два года готовили к встрече торжественных праздников: 100-летия Отечественной войны 1812 г. и 300-летия Дома Романовых 1913 года. Рядом со школой был плац – не футбольный, а солдатский. На плацу происходили: гимнастика, вернее солдатская муштра; маршировка школьников под барабан и упражнения с винтовками под команду: « на плечо», « к ноге», «пли» и т.п. Командовал нами солдафон-фельдфебель в отставке. Наряду с этим три музыканта-специалиста готовили нас, мальчишек, избранных ими, к игре на духовых инструментах, для чего было закуплено в Москве до 40 разных инструментов. К празднику рота и духовой оркестр были «строго» готовы. Под барабанный бой и марш « потешные» в гимнастерках хаки, с погонами, в сапогах и форменных фуражках от школы по Никольской улице церемониальным маршем стройно прошли до 79 казармы и построились на футбольном поле, окруженные публикой и большим начальством во главе с Владимирским генерал-губернатором. Открыли торжество гимном «Боже, царя храни!». Оркестранты, в том числе и я, в форме, с погонами, с плеч у нас спускались бело-красные кисти, стройно стояли на возвышении и старательно выдували по нотам».
« В день столетия Первой Отечественной войны 1812 г. на открытие Зимнего театра из Москвы большим составом в Орехово прибыли солисты, хор, оркестр Большого (тогда Императорского) театра. На сцене исполнялась опера «Иван Сусанин» («Жизнь за царя»). Это было торжественно. На третий день мне посчастливилось впервые быть в таком большом театре и слушать знаменитое произведение композитора Глинки. В следующем году – в 1913-ом, в 300-летие Дома Романовых, мы, школьники, эту пьесу - «Иван Сусанин»- под руководством учителя М.И.Побединского играли в Зимнем театре. Я исполнял две роли: «ратника» и «поляка»… В этом же году я опять был на сцене Зимнего театра, и, как ни странно, участвовал в опере «Пиковая дама». Играли артисты Большого театра Москвы. Хор был наш – Гайгерова А.Н. и взвод «потешных» был тоже наш - мальчики из школы, где пел и я. В сцене, в саду, где гуляли придворные дамы,их дети и няни, выходила Императрица Екатерина II - и мы, мальчишки стройно выходили на сцену и пели, затем перестраивались, играли и от радости чувствовали себя на «седьмом небе»: как же играем с артистами Большого театра. В конце получали гром аплодисментов от ореховских зрителей. Но эта радость участия любителей в таком театре была редким явлением – в несколько лет раз».
«В 1915 году к нам приехал из Московского Художественного театра режиссер Петр Федорович Шаров и принял от режиссера Трубникова рабочую труппу любителей. Его спектакли были очень значимы. Некоторые из них в то время даже попали в Москву и проходили с большим успехом…».
«В 1917 году Зимний театр стал Рабочим театром – кафедрой революции. Здесь с утра и до позднего вечера были открыты двери. Сцена – свободная трибуна. За кулисами – штаб революции. В театре – митинги, собрания, диспуты, революционные песни в зале…».
« В этом же 1917 году на четвертом этаже казармы № 79, на сушилке, началась моя режиссерская биография… Я с ребятами увлеченно работал над инсценировкой рассказа И.С.Тургенева «Бежин луг». Тогда о выступлении девочек на сцене не могло быть и речи. Родители строго-настрого запрещали дочерям даже посещать наши занятия. В инсценировке участвовало пять мальчиков. …Мне тогда было девятнадцать лет. В памяти сохранилась и такая немаловажная деталь: все мы знаем заключительные строки рассказа «Бежин луг»: «Я, к сожалению, должен прибавить, что в том же году Павла не стало. Он не утонул, он убился, упав с лошади. Жаль, славный был парень!». А наши ребята-артисты решили иначе. Для них и зрителей Павел остался живым… Драмкружковцы попали на заветную сцену городского рабочего Зимнего театра. Зрительный зал до отказа заполнили дети текстильщиков – сверстники моих ребят. Одеты они были в пиджаки с отцовского плеча, да в стоптанные валенки. Но сколько радости доставило рабочей детворе это первое посещение театра! Сколько неподдельного чувство восхищения было в бесконечных возгласах по поводу огромного темно-синего театрального неба, усеянного огоньками-звездами, речушки, перечеркнутой лунной дорожкой, ярких языков пламени «всамделишнего» костра. Ребята воспринимали театральное действие с такой непосредственностью, что в момент, когда герои, придвинувшись поближе к котелку, стали аппетитно есть дымящийся картофель, весь зал «шевелил челюстями».
«В Орехове был единственный клуб служащих. ( в этом здании в настоящее время находится Центр ДТ «Родник» - О.К.). И с первых же дней революции 1917 года в этом клубе появились новые хозяева – молодые рабочие фабрик. Сдвинув в угол бильярдные столы и карточные ломберные столики, рабочие, в перерывах между митингами и собраниями и после, танцевали под веселые переливы гармошки, скрипки, гитары и балалайки, пели революционные песни, играли, шутили…
В 1918 году этот клуб перешел в руки красноармейцев караульной роты Военкомата. Здесь появились художественные кружки, в том числе и театральный, где я, как красноармеец караульной роты, имея небольшой опыт в Зимнем театре, стал руководителем и актером. Вместе с красноармейцем Павлом Власовым готовил небольшие пьесы, участвовал в самодеятельных концертах, где концертмейстерами и руководителями были А.Н.Гайгеров, его жена и дочка Варя…».
«…В одном из вечеров, где я участвовал, впервые в жизни пришла в клуб моя мать. Я посадил ее в первом ряду. Играли веселый старинный водевиль (не помню сейчас названия). Помню только, что играл комическую роль. И так играл…что мать, забыв все на свете, видя только совсем неробкого, как в жизни, сыночка, громко смеялась. Даже режиссер, сидевший рядом с ней и серьезно искавший ошибки исполнителей, потерял свою сосредоточенность и тоже смеялся громко, от души. Хохотали в зрительном зале, и даже угрюмая уборщица смеялась за кулисами…».
«…Все было у матери: и смех и слезы. Помню, накануне первой Октябрьской годовщины, в 1918 г., я получил праздничный паек в роте – ножку баранины. И когда принес ее домой, то мать, увидев, даже прослезилась от радости. В голодовку, когда хлеба давали по ? фунта на человека и…вдруг баранина. Мать долго глядела на нее, видимо думала, как она обрадует всю семью невиданным в то время кушаньем. Она аккуратно завернула ее в бумагу и до завтра отнесла баранину в чулан, где холодно. Заперла на замочек дверь чулана и в блаженном состоянии легла спать. …Вдруг утром слышу на кухне рыдание. Встаю. Горько плачет мать – баранины в чулане нет – ночью ее украли…».
1918г. «Дождливая, грязная осень. Гражданская война. В Гуслице, что около Орехова, кулаки и подкулачники-староверы верховодят. В лесу ими организованы так называемые «Зеленые дезертиры». Горком партии Ореховской организации мобилизует две агитбригады. В каждой из них по три опытных агитатора-большевика, певцы, чтецы и музыканты. В одной из них был я - ведущий концерта и рассказчик. Выехали на легковых морозовских лошадях, запряженных в линейку. Лошади в мыле – они не приспособлены ходить по таким дорогам. Агитаторы и артисты по колено в грязи. Вытаскиваем и подталкиваем линейку, а дождь все льет и льет. Две недели, переходя с места на место, по-большевистски и средствами искусства агитируем. Упрямо ведем разъяснительную работу по продналогу, по борьбе с врагами революции. Особенно тяжело было девушкам Варе Гайгеровой и Андреевой. Запас хлеба, привезенный из города, иссяк. Живем на картошке в мундире и то ограниченно, но упорно боремся: выполняем задание партии большевиков. Словом, куплетом, революционной песней зовем крестьян на защиту Советской республики…».
«…Я часто участвовал в концертах, где были хорошие опытные певцы и хор красноармейцев под управлением А.Н.Гайгерова, а я ведущим и рассказчиком. Иногда даже пел сатирические песенки и куплеты того времени о буржуях и лодырях. Это всегда вызывало смех и громкие аплодисменты. Это меня, молодого парня, вдохновляло и радовало. С первых дней революции, несмотря на все трудности – разруху и голод - всюду росли кружки художественной самодеятельности. Я не пропускал ни одной постановки в Зимнем театре – было у кого учиться играть на сцене! Лучшими составами артистов приезжал к нам Большой театр, Малый театр, Художественный… На афишах: Москвин, Качалов, Книппер-Чехова, Яблочкина, Южин-Сумбатов, Рыжова, Остужев, Блюменталь-Тамарина и даже первая народная артистка СССР Ермолова. Четыре студии Художественного театра изумляли меня своими постановками. Приезжали Нежданова, Собинов, Пирогов, Бочаров и многие другие. А когда на сцене Летнего театра пел знаменитый Ф. И.Шаляпин, я просто был очарован его голосом».
«1919 год был самым замечательным годом – годом рождения в Орехово-Зуеве Театра-студии. Коммунист, работник искусства и просвещения – Лев Николаевич Королев – организует этот театр из ореховских и старогоркинских опытных любителей театрального искусства: актеров, певцов, музыкантов, художников и рабочих по сцене. Начинается интересная, полная творческих взлетов, жизнь студии. Мастерство актера преподает нам из третьей студии Московского Художественного театра Борис Евгеньевич Захава… Ритмикой занимается с нами Т.В. Шаврова. Пластику ведет Ключарева. Технику речи -Саричева. Преподается история театра. По мере необходимости бывают занятия по фехтованию, гимнастике, биомеханике. Это была школа сценического искусства. В своей книге о Е.Б.Вахтангове, Борис Евгеньевич назвал ореховскую студию пятой студией Художественного театра…».
«Год 1920 проходил также в усиленной учебе и подготовке к спектаклям. Первым спектаклем был «Степан Разин» Каменского. В спектакле участвовала вся труппа, малый симфонический оркестр (40 чел.), были хор, ритмические танцы. Я играл Персидского князя. Знаменательно то, что этот спектакль Л.Н.Королев превратил в массовое действо на реке Клязьме. По реке выплывали расписные «Стеньки Разина челны». Громко разносились слова, взрывные песни-вольницы, музыка… До 700 человек участвовали в массовом действе: драмкружки города, фабзайцы, рабочие. Одно зрелище за другим выплывало перед зрителями, заполнившими оба берега реки Клязьмы…
С каким интересом и желанием я бегал в школы, в драмкружки, хоровые и физкультурные организации, рабфак, ФЗУ и т.п., чтобы организовать там участников нашего массового действа. И мы это сделали!».
«… 1920 год. Тогда Борис Евгеньевич Захава говорил нам, ученикам своим: «Учитесь играть у детей. Вспоминайте свое детство, поглядите сегодня как играют ребята. Их внимание, фантазия, воображение, их игра на память физических действий просто чудесны.
Мы, сотрудники Театра-студии были очень рады, когда к Борису Евгеньевичу приезжали Е.Б. Вахтангов, с ним - А.Д.Попов, Яхонтов, Орочка , были и др. Они присутствовали на наших занятиях, беседовали с нами…».
«Летом 1922 г. по решению Московского комитета искусств, наш Театр-студия в составе всей труппы артистов, симфонического оркестра, солистов и хора, художников и рабочих по сцене, выезжает из Москвы в Сибирь, в города: Омск, Новониколаевск, Славгород и др. Играем там: « На дне», «Ревизор», «Тартюф», «Вильгельм Тель», «Трактирщица» и др. Гастроли продолжались три с половиной месяца. В газетах печатались хорошие отзывы».
«В 1922 г. в одну неделю смерть уносит из семьи молодую сестру мою Тоню и ее только что родившегося ребенка. Мать моя не переносит их смерти и тоже умирает… ( раньше, в 1919 году, умер отец – О.К.).Забвенье в театре помогло мне превозмочь это семейное горе… В 1923 году я женился. Женой моей стала артистка нашего театра В.Ф. Антонова».
«…Я присматривался к репетициям. Л.Н.Королев доверял мне провести некоторые сцены и проверял меня на репетициях. Потом он назначил меня режиссером-лаборантом. С молодыми студийцами я даже поставил спектакль для детей «Степка-растрепка». Уверовав в меня, мне разрешили поставить спектакль «Романтики» в прекрасном и своеобразном оформлении художников Взорова и Шапошникова. Потом мной были поставлены: «Лекарь поневоле», «Бедность – не порок». Поставил я сказку «Свинопас» с замечательной музыкой В.Гайгеровой. Мою постановку «Король Арлекин» смотрел на сцене Нарком просвещения Луначарский. Оформление спектакля делал совсем молодой художник Памфилов. Его эскизы были красочно-оригинальны и своеобразны. Кроме оформления спектакля, художественные картины Памфилова висели в фойе. Луначарский был удивлен, что рабочий парнишка так своеобразно и ярко мог показать свое искусство. Он взял его с собой в Москву и направил его учиться в Художественное училище…».
«На представлениях Театра-студии не раз бывал «отец» Морозовской стачки – Петр Анисимович Моисеенко. Помню, как после спектакля, он приходил за кулисы со словами: « До какой высоты поднялся рабочий человек!». И горячо обнимал каждого из нас».
«С 1924 по 1928 г.г. я был членом Правления и освобожденным секретарем Уездного отделения работников искусств…
Вечерами я работал в Театральных коллективах своего города. В то время практиковались «Живые газеты». Я любил составлять номера «Живых газет» – остро и живо писать о местных событиях и готовить их с кружковцами в музыкальном оформлении баяна, рояля или струнного оркестра. Особенно удачными были газеты для торфяников. Летом по воскресеньям мы часто разъезжали по участкам торфоразработок, собирали тут же материал, приспосабливали его к своим формам, сочиняли куплеты, частушки и маленькие сценки и показывали их на открытых сценах-подмостках. Был хороший театральный коллектив и струнный оркестр с баяном под управлением Л. Хроменко. Слушали и принимали нас дружно, весело, а по окончании приглашали нас еще…».
«…Большие спектакли требовали более длительного срока подготовки. Надо было сделать спектакль хорошо, чтобы показать его не только в своем клубе, но и в других. Иногда показывали и в Москве – на смотре театральных коллективов области.
Тогда опытных культработников было мало, и мне приходилось быть не только руководителем театральных коллективов, но и зав. клубом. Так было в клубе кооперации, торфоразработок и на Подгорной».
«В 1929 году был открыт Дворец культуры Ореховских текстильщиков. Через год я там заведовал художественной частью и был руководителем театрального коллектива. Это было до 1933 года…
Создается театральный коллектив, готовим спектакли, добротно и дешево оформляем их в Рабочем театре и показываем Реперткому Москвы. Репертком доброжелательно принимает нас в семью колхозных театров. Готовим спектакли на колхозные темы. В поездах и на колхозных лошадях разъезжаем по деревням, показываем спектакли. В клубах, избах-читальнях, иногда в больших дворах строим подмостки, привозим свои декорации и показываем спектакль. Работа была трудная, но интересная. Я был в колхозном театре и актером и режиссером. Там же режиссерами были Логинов и Сергеев».
«В 1935 году из Москвы в Орехово приехал главный режиссер В.В.Сычев с целью организовать в нашем городе Московский областной театр юного зрителя, базой которого мог стать Дворец культуры текстильщиков. Просмотр спектаклей Ореховского колхозного театра и существовавшего тогда в Рабочем театре коллектива юного зрителя под руководством Кудашевой показали, что из двух коллективов плюс московских артистов с биржи можно организовать Московский областной театр юного зрителя. Что и было сделано. Был составлен и включен в труппу небольшой музыкальный ансамбль для сопровождения спектаклей. В таком составе начал работать Театр юного зрителя. Первым спектаклем был – «Матрос и школяр» с музыкальным оформлением и танцами. Потом был спектакль «Продолжение следует», «Голубое и розовое», «Аистенок» и др.».
«В 1937-38 г.г. я был приглашен в Ашхабад, в Государственный русский театр драмы, где имел высшую категорию и играл в советских пьесах и классиков…».
«В 1939-40 г.г. возвратился в Орехово и был заведующим и режиссером в клубе Подгорной фабрики».
Николай Степанович Прохоров – участник Великой Отечественной войны. Он начал свой путь под Сталинградом. Участвовал в боях на Курской дуге, прошел всю Украину, через Польшу доехал до Берлина. Награжден медалями: «За оборону Сталинграда», «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За оборону Праги», «За Победу над Германией».
«…Когда я приехал с фронта, мне было уже 47 лет. Через несколько дней меня пригласили в Рабочий театр на чашку чая. В небольшой артистической комнате собрались представители Горкома партии и Горсовета, режиссеры и актеры, ореховские актрисы и актеры-любители. Все собрались после войны, чтобы возродить свой театральный коллектив… 18 января и 3 февраля 1946г. Городской театр показал наш спектакль «Не было ни гроша, да вдруг алтын» Островского. Это была моя первая творческая работа после Отечественной войны. И вновь со мной приняли участие Е.Харламова, В.Прохорова, А.Кротова, Л.Всеволожская, Т. Юрович, Е.Журавлев, Г. Егоров, В.Палачев, В.Безобразов, Е.Туфанов… Теперь я вновь в кругу своих старых друзей по искусству. Этим коллективом было поставлено мною: «Встреча с юностью» Арбузова, «Проделки Скапена» Мольера».
«В 1948 г. я перешел во Дворец культуры текстильщиков – зав. художественной частью и руководителем театрального коллектива. После госпиталя, который был здесь во время войны, Дворец выглядел очень бедно. Самодеятельных коллективов не было. Пришлось все создавать сызнова. Я пришел с небольшим, но готовым коллективом. К нам вскоре присоединилась молодежь, и работа закипела. Поставили замечательную пьесу М.Светлова «Двадцать лет спустя», где были прекрасные исполнители: Дюков, Клюханова, Астахов, Чумаков и др. Очень интересно была поставлена комедия «О друзьях-товарищах», где художественными консультантами были С.А.Баркан и Е.С.Евдокимов».
«В 1949 году, в ознаменовании 150-летия А.С.Пушкина была большая юбилейная программа, где можно было видеть и слышать чудные произведения А.С.Пушкина: «Скупой рыцарь», «Цыганы», «Барышня-крестьянка», «У фонтана», «Алеко», «Сказка о царе Салтане» и прекрасные стихи, арии, дуэты, романсы на слова поэта. Постановка была моя. Большую музыкальную работу сделал С.Н.Корсаков со своим коллективом. Замечательное оформление сцены и красивую выставку сделал В.И.Взоров и его студия живописи. Организатором и вдохновителем юбилея А.С.Пушкина был педагог Г.Звонилкин. Юбилей проводили десять дней для разной публики и все это широко было освещено в газете…
После войны семнадцать лет я работал во Дворце культуры. Множество художественных самодеятельных коллективов было создано. Особо выдающимися из них были: театральный,хореографический и симфонический оркестр. Очень часто они были лучшими в области и на смотрах областных, республиканских и даже Всесоюзных. Вызывались в Москву, клубы, театры, в Колонный зал ВЦСПС, на с/х выставку и даже были во Дворце съездов в Кремле…
Здесь особенно надо отметить симфонический оркестр, первый в области. Организовал и воспитал его из музыкантов города Д.Пуш. Симфонический оркестр исполнял музыку Глинки, Чайковского, Бородина, Римского-Корсакова, Прокофьева и др. классиков и советских композиторов.
В 1959 году в программе симфонического концерта-лекции участвовал и я. Читал текст сказки Прокофьева «Петя и волк». Старшеклассники слушали очень внимательно…».
«В 1960 г., к 75-летию Морозовской стачки, я написал пьесу по мотивам произведений Моисеенко и Григорьева «Дяденька Анисыч и мальчишки» («Мальчий бунт»). Пьеса рассказывает о событиях 1885 года в Орехово-Зуеве. Автор рецензии на этот спектакль был историк И. Переверзев. Он считал, успех спектакля – это результат большой кропотливой работы всего коллектива. Пьесу исполняли два коллектива Дворца культуры – взрослый и детский и театральный коллектив Дома пионеров».
«В 1968 году 21 декабря мне исполнилось 70 лет и 50 лет моей сценической деятельности. Свой праздник я встречал в городском Дворце культуры (Рабочем театре). На сцене были представители общественных организаций города и района и московских домов народного творчества и художественной самодеятельности. В зрительном зале – рабочие и служащие города. Было много теплых слов, поздравлений и подарков. Были исполнены сцены из спектаклей.
В заключение вечера зав.культотделом М.Сокольский сказал: «Сегодня Николаю Степановичу исполняется 70 лет. Через всю жизнь пронес юбиляр любовь к искусству, нестареющее стремление нести людям радость встречи с прекрасным!».